«За службу жаловати хотим…»
Конечно, и раньше, до 1721 года, православные казаки Дона, Терека и Яика (ныне Урала) отнюдь не считались на Руси иностранцами. Однако «вольные» люди с берегов тех южных рек — очень южных, по меркам лесов Центральной России! — долгое время не являлись и подданными русских царей.
Казачьи земли в безбрежных степях Дикого поля до эпохи Петра были не столько частью нашей страны, сколько тем, что историки и политологи ныне именуют фронтиром — обширной, зыбкой, неопределенной и в духе тех веков совсем не мирной границей. Притом границей даже не с какими-то державами и странами, а в первую очередь с огромными пространствами неосвоенных и малозаселенных земель. Там, на степном казачьем фронтире, на Дону, на Тереке и за Волгой, с момента падения Золотой Орды какая-либо государственность ощущалась очень слабо на протяжении четверти тысячелетия!
Документы наших древних архивов впервые упоминают казаков ещё во времена Ивана Грозного. Сохранилась датированная январем 1570 года «грамота царя и Великого князя Ивана Васильевича на Донец Северской атаманам казацким и казакам». Грозный московский монарх просил донцов: «без всякого ослушания нам послужить, а мы вас за вашу службу жаловати хотим». Впрочем, сохранились и грамоты, где первый русский царь гневается, что «атаманы и казаки нашим людем многие грабежи и убытки чинили».
Казаки в ту эпоху были скорее беспокойными и не всегда удобными союзниками русских царей. Казачьи станицы и «юрты» (у казаков Дона таким термином обозначались не жилища, а степные угодья вокруг их хуторов) защищали южные рубежи России от кочевников Дикого поля. Начиная с эпохи царя Федора, сына Ивана Грозного, из Москвы регулярно направлялась помощь казакам.
Как гласят архивные грамоты за разные годы: «Послали к вам нашего жалования атаманам и всем казакам… Сто пятьдесят портищ добрых, да пятьдесят пуд селитры, да пятьдесят пуд свинцу, шесть пуд с четвертью серы, да запасу сухарей и круп…», «Атаманы и казаки нашим государским жалованием пожалованы… Посылаем денги, и сукна, и зелье, и свинец, и хлебные запасы и вино…»
Видно, что помощь была не только гуманитарная (от хлеба и «вина», как тогда на Руси именовали именно водку, до тканей-«портищ» на одежду), но и военная: сера с селитрой для «зелья»— пороха и свинец для пуль. Обычно такое царское жалованье сопровождалось различными просьбами «послужить» — от призывов на войну до призывов, наоборот, к сохранению мира с соседями. Так и писали из Москвы на Дон при политической надобности: «Посылаем наше государское жалование и вы бы в поход на море и никуда не ходили и не задирались, покамест наши посланники к турскому салтану сходят, чтоб нашему делу помешки не было…»
Но ещё до эпохи Смуты известна как минимум одна, как сказали бы сейчас, чисто гуманитарная акция Москвы в отношении казачества. В архивах за 1594 год сохранилась обширная, на десятки страниц «Ведомость о хлебном жалованьи, выданном Донским, Волжским, Терским и Яицким атаманам и казакам». Без всяких условий православным обитателям степного фронтира осенью того года передали 320 тонн ржи и овса — для той эпохи очень внушительный объем! Дело в том, что весной 1594 года казаки участвовали в одном из первых походов русского войска в Закавказье, где понесли большие потери. И правительство решило поддержать их семьи массовой раздачей продовольствия, благодаря чему древняя «Ведомость» донесла до нас множество казачьих имен».
Роль Николая 2
Николай 2 очень противоречивая фигура в русской истории. С одной стороны сегодня его оправдывают все (даже канонизировали), но с другой стороны распад Российской Империи, кровавое воскресенье, 2 революции – это прямое следствие его политики. Во все важные для России исторические моменты Никола 2 самоустранялся! Так было и с кровавым воскресеньем. 8 января1908 года уже все понимали, что в стране в столице происходят серьезные события: в стачках принимают участия более 200 тысяч человек, промышленность города остановлена, начали активничать революционные организации, принимается решение ввести армию в город и даже рассматривается вопрос о введении в Петрограде военного положения. И в такой сложной ситуации царя 9 января 1905 года в столице не было! Историки сегодня объясняют это 2-мя причинами:
- Опасались покушения на императора. Допустим, но что мешало царю, который отвечает за страну, находиться в столице под усиленной охраной и руководить процессом, принимая решения? Если боялись покушения, то можно было не выходить к людям, но император просто обязан в такие моменты руководить страной и принимать ответственные решения. Равносильно, если бы при обороне Москвы в 1941 году Сталин уехал и даже не интересовался, что там происходит. Такое даже допустить невозможно! Николай 2 именно так и сделал, и его при этом еще пытаются оправдать современные либералы.
- Николай 2 заботился о своей семье и устранился, чтобы защитить семью. Аргумент явно высосан из пальца, но допустим. Возникает 1 вопрос – к чему все это привело? Во время февральской революции Николай 2 точно также, как и при кровавом воскресенье, устранился от принятия решений – в итоге потерял страну, и именно из-за этого его семью расстреляли. В любом случае – царь ответственен не только за семью, но и за страну (вернее, прежде всего за страну).
Николай 2 перед Генералами
События кровавого воскресенья 9 января 1905 года они наиболее четко выделяют причины, по которым распалась Российская Империя – царю было глубоко наплевать на происходящее. 8 января все знали, что будет шествие к Зимнему дворцу, все знали, что оно будет многочисленным. Готовясь к этому, вводится армия, издаются (хотя и незаметные для масс) указы, запрещающие шествия. В такой важный для страны момент, когда все понимают, что готовится серьезное событие – царя нет в столице! Можно себе такое представить, например, при Иване Грозном, Петре 1, Александре 3? Нет, конечно. Вот и вся разница. Николай 2 был «местным» человеком, который думал только о себе и семье, а не о стране, ответственность за которую он нес перед Богом.
Что такое христианские притчи
В художественной и эзотерической литературе мы часто встречаем разного рода поучающие рассказы и истории. Но с христианской традицией они имеют мало общего.
Авторство произведений
Они появились еще в Палестине в I веке н.э. И первым их автором был сам Иисус Христос. Много назидательных историй можно найти в Е вангелие Матфея , некоторые из них рассказаны Иоанном Златоустом.
К этому жанру позднее прибегали многие духовные писатели и проповедники, не забыт он и в наше время.
Православные притчи
Многие истории собраны в широко известном сборнике «Древний патерик». Старец Паисий Святогорец не без юмора вспоминает об афонских отшельниках, вселяя в сердца слушателей благость и умиротворение. Святитель Николай Сербский, как пламенный миссионер, с помощью емких афоризмов и ярких образов привлекает под знамя Христа новых послушников. А наш современник, протоиерей Артемий Владимиров, используя современные сравнения, снова возвращается к вечной теме грехопадения человека и и искуплении его грехов Иисусом.
Самые популярные рассказы у всех на слуху, вспомним некоторые из них:
- о возвращении блудного сына;
- о вере;
- о трех друзьях;
- о гордости и смирении;
- о следах на песке
- о неутомимой собаке.
Как-то один сомневающийся, как новозаветный Фома, христианин задал знакомому старцу давно мучивший его вопрос:
«Как человеку удержаться от земного греха, когда вокруг столько соблазнов, и даже монахи порой, не выдержав испытания, возвращаются в грешный мир? «
Вот какой последовал ответ:
«Когда собака гонится за зайцем, вся свора бросается за ним, но лишь одна преследует до конца. Вот так нужно искать и Бога, преодолевая все трудности, пока не достигнешь цели».
Приведем еще один рассказ.
Женщина воспитывала двух сыновей. Они были, как бы сейчас сказали, мелкими предпринимателями: продавали зонтики и красили ткани. И вот, что беспокоило любящую матушку. Когда светило солнце, никому не нужны были зонтики, а когда шел дождь, мокли ткани. Очень она печалилась этим, бизнес ее сыновей зависел от капризов природы.
Но повстречался ей мудрый человек, и вот, что посоветовал:
«Если идет дождь, то возрадуйся за младшего сына, если светит солнце — за старшего».
Вняла женщина совету, и поселились в ее сердце покой и радость.
22 декабря 1710 г.
Так как царь в течение некоторого времени против своего обыкновения безвыездно сидел дома, чтобы лечиться, и я вследствие этого долго его не видал, то я стал искать случая повидаться с ним. Стоило это мне немалых хлопот; впрочем, при содействии одного из царских деньщиков, я таки достиг цели и застал царя дома, — неодетым, в кожаном, как у ремесленника, фартуке, сидящим за токарным станком. Царь часто развлекается точением и путешествуя, возит станок за собою. В этом мастерстве он не уступит искуснейшему токарю и даже достиг того, что умеет вытачивать портреты и фигуры. При моем посещении он временами вставал из-за станка, прогуливался взад и вперед по комнате, подшучивал над стоящими кругом лицами и пил с ними, а также порою разговаривал то с тем, то с другим, между прочим, и о самых важных делах, о каковых удобнее всего разговаривать с царем именно при подобных случаях
Когда же царь снова садился за станок, то принимался работать с таким усердием и вниманием, что не слышал, что ему говорят, и не отвечал, а с большим упорством продолжал свое дело, точно работал за деньги и этим трудом снискивал себе пропитание. В таких случаях все стоят кругом него и смотрят, как он работает
Всякий остается у него сколько хочет и уходит, когда кому вздумается, не прощаясь.
30 ноября 1709 г.
Вечером в 4 часа прибыл в Нарву его царское величество при салюте из 177-ми орудий. Я б охотно выехал к нему на встречу верхом, как-то предписывал мне мой долг, но коменданты, по высокомерию, этого не разрешили под неосновательным предлогом, будто бы сами они должны доложить обо мне царю, прежде чем я к нему явлюсь. Мне поневоле пришлось подчиниться.
По приезде царь тотчас же вышел, чтоб посетить старика Зотова, отца нарвского коменданта. Зотов некогда состоял его дадькою и в шутку прозван им патриархом. Казалось, царь очень его любит.
Я послал секретаря миссии на царское подворье попросить означенного Зотова осведомиться у царя, могу ли я ему представиться. На этом комендант велел мне сказать от царского имени, что царь вдет сейчас обедать к обер-коменданту и что я также могу туда явиться. Я так и сделал.
Лишь только я с подобающим почтением представился царю, он спросил меня, однако, через посредство толмача, о здоровье моего всемилостивейшего короля; я отвечал ему надлежащим выражением благодарности. Далее он осведомился, не служил ли я во флоте, на что я ответил утвердительно. Вслед за этим он тотчас же сел за стол, пригласил меня сесть возле себя и тотчас же начал разговаривать со мною без толмача, так как сам говорил по-голландски настолько отчетливо, что я без труда мог его понимать; со своей стороны и он понимал, что я ему отвечаю. Царь немедля вступил со мной в такой дружеский разговор, что, казалось, он был моим ровнею и знал меня много лет. Сейчас же было выпито здоровье моего всемилостивейшего государя и короля. Царь собственноручно передал мне стакан, чтоб пить эту чашу.
При нем не было ни канцлера, ни вице-канцлера, ни какого-либо тайного советника, была только свита из 8 или 10 человек. Он равным образом не вез с собою никаких путевых принадлежностей — на чем есть, в чем пить и на чем спать. Было при нем несколько бояр и князей, которых он держит в качестве шутов. Они орали, кричали, дудели, свистали, пели и курили в той самой комнате, где находился царь. А он беседовал то со мною, то с кем-либо другим, оставляя без внимания их орание и крики, хотя нередко они обращались прямо к нему и кричали ему в уши.
Царь очень высок ростом, носит собственные короткие коричневые, вьющиеся волосы и довольно большие усы, прост в одеянии и наружных приемах, но весьма проницателен и умен. За обедом у обер-коменданта царь имел при себе меч, снятый в Полтавской битве с генерал-фельдмаршала Рейншильда. <…>
15 декабря 1709 г. После полудня я отправился на Адмиралтейскую верфь, чтобы присутствовать при поднятии штевней на 50-пушечном корабле, но в тот день был поднят один форштевень, так как стрелы (козлы) оказались слишком слабы для подъема ахтерштевня. Царь, как главный корабельный мастер (должность, за которую он получал жалование), распоряжался всем, участвовал вместе с другими в работах и, где нужно было, рубил топором, коим владел искуснее, нежели все прочие присутствовавшие там плотники. Бывшие на верфи офицеры и другие лица ежеминутно пили и кричали. В боярах, обращенных в шутов, недостатка не было, напротив, их собралось здесь большое множество. Достойно замечания, что, сделав все нужные распоряжения для поднятия форштевня, царь снял перед стоявшим тут генерал-адмиралом шапку, спросил его, начинать ли, и только по получении утвердительного ответа снова надел ее, а затем принялся за свою работу. Такое почтение и послушание царь выказывает не только адмиралу, но и всем старшим по службе лицам, ибо сам он покамест лишь шаутбенахт. Пожалуй, это может показаться смешным, но, по моему мнению, в основании такого образа действий лежит здравое начало: царь собственным примером хочет показать прочим русским, как в служебных делах они должны быть почтительны и послушливы в отношении своего начальника.
С верфи царь пошел в гости на вечер к одному из своих корабельных плотников. <…>
Кто отдал приказ стрелять
Вопрос о том, кто отдал приказ стрелять во время кровавого воскресенья один из самых сложных. Достоверно и точно можно сказать только одно – Николай 2 такого приказа не отдавал, потому что никак не руководил этими событиями (о причинах говорили выше). Версия о том, что стрельба была нужна правительству также не выдерживает проверки фактами. Достаточно сказать, что 9 января со своих постов были снят Святополк-Мирский и Фуллон. Если предположить, что кровавое воскресенье было провокацией правительства, то отставки главных героев, которые знают правду, нелогичны.
Речь скорее может идти о том, что власть не ожидала такого (в том числе и провокаций), но она должна была это ожидать, особенно когда в Петербург были введены регулярные войска. Дальше армейские генералы просто действовали в соответствии с приказом «не допускать». Они и не допускали продвижения людей.
11 февраля 1710 г.
Уведомившись рано утром, что для сопровождения меня на аудиенцию великий канцлер Головкин прислал ко мне лишь секретаря, я, ввиду отсутствия в данном случае всякой торжественности, предпочел отправиться на аудиенцию один, почему и велел сказать секретарю, что я еще не готов, что прошу его ехать вперед, а что сам поеду через час. Затем секретарь уехал. Спустя некоторое время отправился и я в Преображенскую слободу, или предместье, где находился царь в своем убогом упомянутом и описанном выше доме. У дверей, лишь только я прибыл, встретил меня секретарь и повел на так называемый Головкинский двор, находящийся шагах во ста от царского домика. Когда граф Головкин прислал мне сказать, что пора на аудиенцию, я поехал на царское подворье в экипаже, а секретарь предшествовал мне пешком.
Как я вошел в комнату, смежную с царскою, граф Головкин вышел ко мне туда, встретил меня и ввел к царю. Не будучи еще готов, царь стоял полуодетый, в ночном колпаке; ибо о церемониях он не заботится и не придает им никакого значения или по меньшей мере делает вид, что не обращает на них внимания. Вообще в числе его придворных нет ни маршала, ни церемониймейстера, ни камер-юнкеров, и аудиенция моя скорее походила на простое посещение, нежели на аудиенцию. Царь сразу, безо всякого обмена предварительных комплиментов, начал говорить о важных предметах и с участием вице-канцлера стал обсуждать государственные дела. При этом, не соблюдая никакого порядка, мы то прохаживались взад и вперед по комнате, то стояли на месте, то садились.
Предместье, где находится царский дом, в котором царь дал мне аудиенцию, называется Преображенского слободой, ибо состоит она из бараков и домов Преображенского полка, главной царской гвардии. Когда полк в Москве, в Преображенской слободе живут его офицеры и солдаты; когда он в походе, там остаются их жены и дети. Среди этих-то бараков, на маленьком холме, стоит деревянный царский домик; вокруг него расставлено небольшое количество металлических пушек.
Накануне капитан царского флота норвежец Вессель пригласил меня на свою свадьбу; но в самый день свадьбы царь с утра послал сказать всем званным, в том числе и мне, что произойдет она в доме князя Меншикова, и что мы имеем явиться туда. Жених и невеста, ввиду предстоявших им новых приготовлений по этому случаю, пришли в немалое замешательство. Маршалом на свадьбе был сам царь, а я, по русскому обычаю, посаженым отцом жениха. Царь охотно соглашается бывать маршалом на свадьбах, чтоб не быть вынужденным подолгу сидеть на одном месте: вообще, продолжительное занятие одним и тем же делом повергает его в состояние внутреннего беспокойства. В качестве маршала царь с маршальским жезлом в руке лично явился за женихом и невестою и повел их венчаться.
На свадьбе было весело; танцевали все вперемежку, господа и дамы, девки и слуги. Царь, как уже много раз бывало на подобных собраниях, неоднократно являл мне знаки великой и особливой своей милости. Вечером он сам сопровождал молодых домой. По пути, на улицах, пили и весело плясали под звуки музыки.
Ход событий
Хронология событий января 1905 года:
- 3 января – мятеж на Путиловском заводе в ответ на увольнение работников. Во главе мятежа – поп Гапон, председатель Собрания.
- 4-5 января – разрастание мятежа по другим заводам и фабрикам. Вовлечено более 150 тысяч человек. Остановлена работа практически всех заводов и фабрик.
- 6 января – существенных событий не было, поскольку отмечался праздник «Крещение».
- 7 января – мятежом охвачено 382 предприятия Петербурга, поэтому события можно было назвать всеобщими. В этот же день Гапон озвучивает идею массового шествия к царю, чтобы передать требования.
- 8 января – Гапон передает копию Обращения к царю министру юстиции – Н.В. Муравьеву. Правительство с утра стягивает армию в город и перекрывает центр, поскольку очевиден революционный характер требований.
- 9 января – массовое шестое колоннами к Зимнему дворцу. Расстрел демонстрации правительственными войсками.
Хронология кровавого воскресенья позволяет сделать парадоксальный вывод – события были провокацией, причем обоюдной. С одной стороны были полицейские органы России (хотели показать, что могут решить любую проблему и припугнуть народ), а с другой стороны революционные организации (им нужен был повод, чтобы стачка переросла в революцию, и можно было открыто выступать за свержение самодержавия). И эта провокация был успешной. Были выстрелы со стороны рабочих, были выстрелы со стороны армии. В результате началась стрельба. Официальные источники говорят о 130 погибших. В действительности жертв было намного больше. Пресса, например, писала (в дальнейшем эту цифру использовал Ленин) о 4600 погибших.
Фотография армии 9 января 1905
Действия властей
Действующие лица:
- Лопухин – директор департамента полиции.
- Муравьев – министр юстиции.
- Святополк-Мирский – министр внутренних дел. В результате сменен на Трепова.
- Фуллон – градоначальник Петербурга. В результате сменен на Дедюлина.
- Мешетич, Фуллон- генералы царской армии
Что касается стрельбы, то она была неизбежным следствием вызова войск. Ведь не для парада же их вызывали?
До конца дня 7 января власти не рассматривали народный мятеж в качестве реальной угрозы. Вообще не предпринималось никаких шагов для наведения порядка. Но 7 января стало понятно, с какой угрозой столкнулась Россия. Утром обсуждается вопрос введения в Санкт-Петербурге военного положения. Вечером проходит собрание всех действующих лиц и принимается решение о вводе войск в город, но не вводится военное положение. На этом же заседании поднимается вопрос об аресте Гапона, но от этой идеи отказались, не желая еще больше провоцировать народ. В дальнейшем Витте писал: «а заседании было решено, чтобы рабочих манифестантов не допускать далее известных пределов, находящихся на Дворцовой площади».
К 6 часам утра 8 января в город было введен 26,5 пехотных рот (порядка 2,5 тысяч человек), которые начали располагаться с целью «не допустить». К вечеру был утвержден план расположения войск вокруг Дворцовой площади, но конкретного плана действий не было! Была только рекомендация – не допускать людей. Поэтому фактически все отводилось на откуп армейским генералам. Они и решили…
Гапон и его роль
После начала стачек большое влияние приобрел Гапон, который руководил Собранием русских фабрично-заводских рабочих. Тем не мене говорить, что Гапон был ключевой фигурой кровавого воскресенья нельзя. Сегодня широко распространяется идея, что священник был агентом царской охранки и провокатором. Об этом говорят многие видные историки, но еще ни один из них не привел ни единого факта в доказательство этой теории. Контакты между Гапоном и царской охранкой были в 1904 году и сам Гапон этого не скрывал. Более того об этом знали и люди, входившие в Собрание. Но нет ни одного факта, что на январь 1905 года Гапон был царским агентом. Хотя после революции этим вопросом активно занимались. Если уж большевики не нашли в архивах никаких документов, связывающих Гапона со спец службами, то таковых действительно нет. А значит эта теория несостоятельна.
Гапон выдвинул идею создания петиции к царю, организации шествия, и даже сам возглавил это шествие. Но он не управлял процессом. Если бы он действительно был идейным вдохновителем массового подъема рабочих, то в прошении к царю не было бы тех революционных пунктов.
Гапон Георгий Апполонович
После событий 9 января Гапон бежал за границу. Он вернулся в Россию в 1906 году. Позже был арестован эсерами и казнен на сотрудничество с царской полицией. Случилось это 26 марта 1906 года.
От буйных атаманов к «наказным»
Впервые с точки зрения российских законов той эпохи казаки стали подданными Москвы только 350 лет назад, в 1671 году. Именно донские атаманы, сохранившие верность монархии, в том году пленили Степана Разина, завершив тем самым грандиозное восстание. После чего на Дону состоялось принесение присяги царю Алексею Михайловичу — «всем войском великому государю обещанье учинили перед Евангелием».
По законам и понятиям Московской Руси принесшие такую присягу становились подданными царя. Однако даже в таком статусе казаки сохраняли обширную автономию — общение Москвы с ними продолжалось через Посольский приказ, продолжало действовать и правило, сформулированное самими казаками: «С Дона выдачи нет!»
Крестьяне продолжали уходить на казачий фронтир в надежде стать «вольными людьми», и все попытки центральных властей вернуть беглых ещё много десятилетий оставались тщетными
Не всегда обращали внимание казаки и на тонкости внешней политики Москвы — так, в 1685 году немало донцов приняли участие в походе против турок по призыву польского короля
Донской казак, гравюра 1754 года Sepia Times/Universal Images Group via Getty Images
Лишь при Петре I продолжился процесс превращения российского казачества из «вольных» союзников царей в «служилых людей». Любопытно, что личную присягу Петру Алексеевичу Романову казаки принесли ещё в 1685 году, когда будущему императору исполнилось всего 13 лет. Присягу организовало правительство царевны Софьи, едва ли ожидавшее, что юный царь начнет править самостоятельно слишком скоро и слишком резко.
Реформы и методы Петра I хорошо известны. На Дону они приведут к очередному восстанию части казаков под предводительством Кондратия Булавина. Поводом к восстанию станет именно «сыск» беглых крестьян. Впрочем, то восстание скорее напоминает гражданскую войну в казачьей среде — Булавин казнил главного донского атамана Лукьяна Максимова и позднее сам погиб от рук враждебных ему казаков. Напомним, что страсти подогревал и бушевавший в то время церковный раскол православных. Именно после этих событий на Дону появляются «наказные» атаманы — выдвигаемые казачьим кругом, но утверждаемые высшей царской властью.
И вот к марту 1721 года, под конец Северной войны царь Петр I — спустя семь месяцев он примет титул императора — завершает процесс встраивания вольного казачества в «вертикаль власти». Вместо Посольского приказа (при Петре переименованного в Коллегию иностранных дел) казаки Дона, Терека и Яика передаются в ведение высших армейских властей. При петровской Военной коллегии создается специальное Казачье повытье. Этим ныне прочно забытым термином — «повытье» — на Руси издавна именовалось то, что мы сегодня называем отделом или департаментом какого-либо министерства.
При Петре I предприняли и первые попытки сосчитать казачество. Благодаря им мы знаем, что в начале XVIII века на Дону проживало порядка 28 тыс. казаков, их жен и детей. На кавказском Тереке и азиатском Яике численность казачества была скромнее. Число яицких (позднее — уральских) казаков нам, благодаря архивам, известно точно: на 1723 год их было 16 203 человека, из них 5572 мужчины и 10 631 женщина. Несших, как тогда говорили, «всякие государевы великие и нужные кровопролитные службы за истинную непорочную христианскую веру», то есть взрослых казаков, на берегах реки Яик насчитывалось 3195 человек. На Тереке же три века назад казаков было ещё совсем немного — около пяти сотен бойцов, не считая жен и детей.
Конечно, даже реформы Петра I ещё не превратили буйное казачество в безоговорочно преданную «опору престола». Достаточно вспомнить пугачевское восстание — кстати, и Степан Разин, и Емельян Пугачев с разницей в век с лишним родились в одной казачьей станице на берегу Дона.
Лишь после масштабной крестьянской войны под предводительством «царя Петра Федоровича» (как именовал себя донской казак Емельян, вполне серьезно претендовавший на русский трон) казачьи войска станут привилегированной и дисциплинированной частью военной и административной «вертикали власти» Российской империи. Настолько дисциплинированной, что к началу XX века среди «наказных» атаманов будет немало царских генералов из русских немцев. Так, терских казаков накануне 1914 года возглавлял атаман Флейшер, забайкальских казаков — атаман Эверт, семиреченских — атаман Фольбаум. К тому времени эпоха вольных и слишком буйных атаманов с говорящими именами типа Иван Каторжный, Семен Драный или Никита Голый давно канула в Лету.
Обложка: Уральские казаки на марше, картина неизвестного художника, 1799 год Public Domain/Wikimedia Commons
